…судорожно сжимая в руке невесть как оказавшийся в кармане плаща шифоновый розовый шарфик, молодая женщина, спотыкаясь на высоких каблучках, спешит уйти, убежать как можно дальше… Ну и пусть темнота окутывает двор и прилегающий к нему скверик – ей все равно, ей наплевать, ей на-до-е-ло! Давно надо было уйти от этого… этого… чтобы так с ней… с ее лучшей подругой! Мерзавец!.. дыхание вновь сбивается, она возмущена, обижена, она на грани истерики… Прочь!, прочь!... через скверик, к родному микрорайону, и все, он больше ее никогда не увидит…

А деревья все ближе, и в их загадочной тьме вырисовываются причудливые очертания, но женщина, занятая своими переживаниями, их не видит… пока не видит.
Вот она вступила под сень кустов, острая шпилька застревает меж корней и…
Наваждение как рукой сняло. Теперь она в ужасе понимает, что на улице – ночь, что вокруг темнота и сплошные деревья-деревья-деревья – и обида на предавшего ее мужчину отходит в сторону, уступая место первобытному страху. Перед темнотой. Перед одиночеством в этой темноте. Перед тенями, что прячутся под кронами деревьев… И страх этот яростно вырывается наружу всплеском запахов, тех самых, что рассказывают лесу и его обитателям о животном ужасе перепуганной самки.

Тишина… Та, про которую говорят «мертвая». И вокруг – никого? Но чей это чуткий нос уже «услышал», почуял, обонял ужас одинокой путницы? Кто там спешит, сливаясь со стволами деревьев, навстречу своему вожделению?..

Она же не слышит и не видит ничего вокруг, страх, превратившийся в нечто огромное, непонятное и оттого еще более ужасное, застилает ей глаза, и в затуманенном сознании бьется лишь одна мысль: прочь, прочь отсюда!

Феромоны ужаса, подобно торжественному гимну, призывают охотника поспешить – и он идет все быстрей и быстрей, невидимый и неслышимый для окружающего мира, но сам, как радар, впитывающий призыв песни смерти…


И вот уже он у цели, и руки поднимаются в плавном танце, несущем наслаждение и смерть, и жертва, так и не поняв, что происходит, ощущает лишь ужас – древний, как сам мир, ужас смерти, и сомкнувшийся на горле обруч рук, вытягивающий из нее сознание и жизнь…
И разжимается рука, и розовый шарфик мягко планирует на землю…

***
Соитие двух начал – ухода и прихода в этот мир, которое олицетворяют душитель и его жертва – вот ключ самого акта между обонятельным душителем и его кожно-зрительной жертвой. Каждый из них «исполняет» древнейший ритуал, и агония жертвы наполняет, наслаждает душителя, выполняющего свою исконную видовую роль – избавление стаи от «балласта», мешающего ее выживанию, сохранению цельности общества.

Пожалуй, неискушенный читатель сочтет этот эпизод ужасающим; да, для нашего мира, современного, это именно так. Но, если мы вернемся в архетипичные времена, когда выживание стаи зависело от многих факторов – окружающей среды (ландшафта), борьбы с голодом, холодом и хищниками, то становится понятно, что все члены стаи выполняли свои видовые роли, призванные сохранять стаю в целостности, сохранять ее жизнь на планете.
И героиня этого эпизода – кожно-зрительная женщина с виктимологическим комплексом, или вполне развитая, но временно находящаяся в большом стрессе, бессознательно «пригнавшего» ее на определенный ландшафт. Она выполнила свой жизненный сценарий. Как? Очень просто.



Кожно-зрительная женщина – самка вождя, его муза. Мужчина, как известно, движим женщиной, она задает ему направление и желание. Здоровая самка задает здоровое желание и развитие, а нездоровая - больное. Если она, подобно безголовой курице, без остановки несется в овраг, а за ней бежит вождь, то за ним в этот овраг бежит и вся стая. Обонятельный советник, в свою очередь, был «смотрящим» за сохранностью стаи. Его задачей было «выжить во что бы то ни стало», причем сделать это он мог только вместе с остальными. Ведь одиночка не выживет в саванне. Поэтому всех не выполняющих свое природное предназначение он оговаривал или по-другому ликвидировал со своего пути. Всегда это делал за него кто-то, ведь обонятельник крайне осторожен. И только самку вождя он устранял лично. Своими руками.


Шли годы, века, тысячелетия. Возникали и исчезали цивилизации, появлялись изобретения, наша жизнь становилась все более комфортной – но мы-то – люди - параллельно с развитием окружающего ландшафта, в глубине остаемся все теми же «членами стаи», со своими видовыми ролями… Вожди (лидеры), изобретатели (инженеры, ученые), «слушающие ночь» (разведчики) и прочая, прочая… Мышечный обонятельник - прирожденный убийца и по сей день, с невиданной силой в руках.. Мышечный вектор
не дает должного толчка для развития обоняния, это действительно прирожденный «душитель». А на встречу ему бежит вся та же девочка, которая решила «скосить дорогу» после дискотеки в 3 часа ночи, которой не сидится дома, все ее манит в темноту, в лес.. Подрожать и побояться.

Чего желает каждый из нас? Прежде всего, наслаждения. Люди с векторами развитыми, реализованными в этой жизни, создают для человечества (и себя, в том числе), пригодную и приятную среду обитания. Развитые нижние вектора созидают, конструируют, изобретают, создают новые технологии и т.п. В сочетании с наполненными верхними векторами они дают миру замечательных ученых, исследователей, врачей, художников… Развитый обонятельный вектор (подкрепленный, например, развитым анальным) все так же заботится о выживании во что бы то ни стало, но уже на другом уровне: от угроз микромира (инфекций, вирусов) - это великолепный ученый, выполняющий свою видовую роль и получающий от этого наслаждение. Наслаждение это для него буквально не меньше, чем от агонии кожно-зрительной самки в лесопосадке!

А развитая кожно-зрительная женщина совсем не боится обонятельника, более того, она единственная, кто может его обыграть. Но это уже совсем другая история.


Статья написана по материалам тренингов по cистемно-векторной психологии Юрия Бурлана