Выбор: ад. Или все же – назад, к жизни?

Воскресенье, 27 Мая 2012 г. 09:09 + в цитатник

Черные стены, черные шторы, красный ночник у изголовья… И – плакаты, плакаты, плакаты с уродливыми персонажами black metal. А в центре комнаты – перевернутый крест.

Страх.

Темнота.

Стремление убежать от окружающего мира.

Это – не декорации к фильму ужасов. Это всего лишь интерьер комнаты молоденькой девушки, чье зрение напугано до предела, а звук загнан в самые глубины подсознания. Туда, откуда внешний мир уже практически не услышишь.

***

С чего же началась история нашей героини? А с детства, как оно и бывает. Ведь истоки всех наших проблем, ужасов, страхов – как и успеха и позитивного принятия жизни – оттуда, из тех лет, когда мы практически полностью зависели от взрослых людей - от родителей, от воспитателей, учителей… И то, как они с нами обращались, повлияло на наше будущее, на наше мировосприятие, наконец, на то, состоялись ли мы, реализовали ли свойства заданных нам матушкой-природой векторов, или, наоборот, остались в неразвитом, не наполненном состоянии, и нам так чего-то не хватает – только бы вот знать, чего?..

***
Детские фото. С них испуганно и грустно смотрит маленькая девочка с удивительными глазами – глубокими, красивыми. «Я тогда плакала, мама и отчим страшно ругались, а я так боялась! Мне было пять лет…»

Вот откуда корень проблем: от криков родителей – а наша девочка – звуковичка, и ее звук «спрятался в себя». Ведь выходить наружу так больно, так травматично, так мучительно! И все это вместо того, чтобы направить свой чуткий слух охранителя стаи вовне, вместо того, чтобы развиваться. Наша маленькая звуковичка получила первый удар: громкий, скандальный крик.

Вообще, звуковой вектор примечателен тем, что именно он с самых ранних лет жизни человека «генерирует» в сознании вопросы поистине вселенских масштабов – «кто я такая?», «откуда я пришла в этот мир?», «почему я живу и почему я есть? Вот что я такое? Кто я такое?» Звуковики настолько сосредоточены на своих внутренних состояниях, на своем внутреннем, психическом, что взрослые (да и сверстники тоже) порой считают их «странными, немножечко того», имея ввиду, прежде всего, именно задумчивую отрешенность, присущую всем звуковикам.
Да, отрешенность. Только вот эта отрешенность не что иное, как вслушивание в себя, познание себя, сосредоточение на своем я – бесконечном, как Вселенная… И главное условие для развития звуковика - тишина. А какая же может быть тишина во время семейных скандалов? Как же можно постигать мир – и внутри себя, и вне – вслушиваясь в это «вне», улавливая чутким ушком самые слабые шорохи и стуки, - когда вокруг стоит тарарам? Никак. И звук, не имея возможности слушать тишину, прячется от грохота чужих голосовых связок, ибо испытывает физическую боль, а не только психическую… Прячется в глубины сознания, теряя свою реализацию в исполнении видовой роли – ночного охранника стаи, когда вокруг царит тишина, и задачей Звука является именно прислушивание к этой тишине, дабы при малейшем подозрительном шорохе предупредить стаю об опасности и спасти от гибели.
Задача колоссальная, направленная на сохранение множества жизней – и ничто не должно мешать развитию и наполнению звука – чтобы он мог через тишину и вслушивание в нее развить своего обладателя-ребенка в гениального ученого, например…

Удивительные, выразительные глаза звуковика – такие «не от мира сего», как будто смотрят они в дали дальние, глубины глубокие, вперед, сквозь время и пространство, в будущее – их так легко сделать безумными, «оглушив звук»…

«А это… подожди, дай вспомнить… Это уже в школе – то ли во втором классе, то ли в третьем… К нам тогда новая классная пришла – все время орала, как будто ее режут, и говорила, что всех нас надо отдать Людоеду, потому что мы шумим слишком на переменках… Дура оральная!»

Все правильно, дура. Потому что пугает маленьких детей, одаренных природой зрительным вектором. А так как оральный и зрительный (точнее, кожно-зрительный) вектора архетипично связаны между собой, причем связаны смертью, жертвоприношением, то и воздействие на маленьких деток, чье зрение еще только развивается (или пытается это сделать) такого вот обещания «позвать Людоеда» не что иное, как Древняя Угроза зрительному вектору от Орального, который исполнял в архетипичной стае роль каннибала, которому в жертву приносили зрительных мальчиков (за их бесполезностью в первобытном обществе) и зрительных девочек (девушек, женщин), которые не справились со своей ролью дневного охранника стаи. Не справились? Не увидели вовремя приближения врага – хищного зверя или воинов другого племени – и часть стаи погибала… А раз так – то плохая ты зрительница, не нужна ты племени, приносишь ему погибель – будешь сородичам вместо обеда, а об этом уж позаботится оральный Людоед архетипичной стаи.
Вот так и получается, что «безобидная» угроза оральной классной дамы уродует сознание зрительных девочек и мальчиков, усиливая их страхи. И мешает их развитию. Так что дура-учительница добавила нашей девочке страхов – к заглушаемому звуку прибавляется усиление зрительных страхов.

***
«Я тогда не хотела фотографироваться – ну как же, закончила седьмой класс, в школе праздник – директор придумала чаепитие в каждом классе сделать, а мои придурки накануне дрались так, что мебель летала… Я заперлась в своей комнате, чтобы мне не влетело, так он (отчим) чуть дверь не выломал…»

Заперлась, чтобы не слышать. Не видеть. Хоть ненадолго спрятаться от этих жутких родительских склок, которые так мучают, так физически больно бьют по барабанным перепонкам… И любовь – зрительную любовь, к которой приходят все люди, чей зрительный вектор сумел развиться и наполниться состраданием – не может пробиться сквозь пелену страха.
Нежелание идти на контакт, наполняя себя общением с подругами, выслушиванием их первые жалобы на мальчика, что не так посмотрел в ее сторону «и вообще ушел с Наташкой!», зрительное умение посочувствовать и поплакать о горестях подруги, тот самый «внутренний психолог» зрительной девочки снова вне развития, ибо вне общения…
И звук, который не научился прислушиваться, не жаждет идти на сближение с одноклассниками, не хочет «толпы чаепития», не хочет вслушаться вне, чтобы «охранять свою стаю – современную стайку одноклассников»…
Звук хочет быть один, сам по себе, чтобы никто не лез, чтобы не было никого и ничего… А, может, лучше вообще улететь в другие миры? Прочь? Вон, как манит открытое окно…

Да, манит. Потому что у звука есть еще одна особенность, присущая только ему – разделение собственного я и собственного тела. Кукла-тело и «я» – вещи совсем разные… И, «если мне плохо в этой «кукле», то почему бы не оставить ее здесь, а самой просто уйти туда, где будет хорошо, тихо и спокойно?»

***

Бедная моя девочка – совсем сдвинулась на этих вампирах и всякой дряни нечистой… Я уж ее и к психологу водила, и к невропатологу, и таблетки она сколько времени пила!... Нет, все на шее этот крест перевернутый – и музыка на весь дом орет!

Правильно, музыка. На полную катушку. Чтобы заглушить крики родителей, чтобы заглушить свой собственный звук, который в панике пытается спрятаться от дикого ора в еще более громком грохоте – музыке, насыщенной низкими тонами и мрачными мотивами. И тут, наряду с жуткими изображениями на плакатах – страшные морды (даже не лица – именно морды), острые клыки и черное и красное, красное и черное – кровь и темнота смерти – мы видим перепуганное до глубин зрение, которое старательно запугивает самое себя, пытаясь убежать от страха смерти – исконного страха зрительника – в еще больший страх, напрасно надеясь, что именно в самозапугивании) себя, мол не боюсь!) сможет спрятаться от своих ужасов. Но не получается – как бы ни старался зрительный человек (а в данном случае – наша девочка) доказать себе, что «не боится» - результат обратный. Боится, и еще как. Боится еще больше. Страх смерти? Пожалуйста! Все эти «вампиры» со своей кроваво-кладбищенской атрибутикой – разве они не олицетворяют собой Смерть? Ту самую, от которой и пытается убежать наша зрительница? Ведь страх смерти – это одна сторона зрительного вектора, архетипичная, доисторическая…

И мама, к огромному счастью, вовремя, почти у грани пубертата, отвлекшаяся, наконец, от постылого в своих фрустрациях анальника-алкоголика мужа, увидела, что с ее девочкой творится неладное, насколько страшны и серьезны все эти вещи, которыми та себя окружила, ворвалась в жизнь дочери, как ракета, сметающая все на своем пути. Схватилась за голову, запричитала, заплакала – и начала действовать. Так, как принято – через психологов и больницы – но ничего не помогало…
Ничего, кроме совета знакомой, сказавшей, что надо просто научить девочку выводить свои эмоции наружу, а не забивать их в глубины сознания. И – пошло. Пусть не сразу, но потихоньку, постепенно, шаг за шагом – и вот уже мир девочки меняется, исчезают со стен страшные плакаты, уходят в прошлое вампиры и кресты, и музыка становится все тише, мягче…

Да еще навестили в больнице двоюродную бабушку – вместе, мама и дочка, а потом снова и снова, и так ласково разговаривали старики с девочкой, и в ее душе шевельнулось, наконец, то самое, исконное, противоположное страху… Добрые слова, искреннее участие – с обеих сторон – и стариков, и молоденькой девушки – затронули нужные струны, и пришло сострадание. А с ним – любовь и желание помогать людям. Началось наполнение людьми – теми, кому нужно внимание, теми, кто поделился печалью, и зрение «пошло в развитие».

«Этот попритих, допился… А мама – мама молодец, она целиком за меня! Поддерживает, на того рявкает, если на нас орать начинает. Да и ладно бы с ним – главное, что скандалить уже не может. Мне мама купила гитару – я на ней играть учусь… Крест? А ну его, не интересно!...»

А в глазах – боль, остатки страха, и нет-нет, да вдруг замолчит, уйдет в себя – надолго…

Да, иногда еще вдруг кольнет страх – но она уже умеет справляться со своими эмоциями, она научилась выводить их наружу – началась реализация свойств зрительного вектора.

***

Такая вот девочка – кожно-зрительная, и с большим-большим звуком… Который только сейчас стал распрямляться, выходить из недр глубинного подсознания и вслушиваться в себя не только где-то внутри, но и в свои состояния снаружи… И страхи зрительные потихоньку уходят, уступая место любви и состраданию, ведь это происходит, когда зрение направлено наружу, на мир, на людей. «Мои пациенты – им так забота нужна! И если я ее им не дам – им плохо будет… Я все-таки медицинская сестра… И, заешь, мне нравится за ними ухаживать, такое тепло наполняет, такая любовь, такое счастье! Вот понимаешь, как будто я раньше была – пустой аквариум, а теперь во мне вода тепленькая плещется и рыбки – самые разные – хвостиками плещут, смеются… Ну что ты улыбаешься! Я так чувствую, мне радостно от моей работы… И кошка моя Мотя - она такая любимая, мягкая, красивая, и глаза у нее, как медовый янтарь!..
Знаешь, а ведь я счастлива!

Конечно, счастлива! Потому что нашла себя, наполнила свои желания помогать, и страх превратился в любовь к людям, а звук чутко прислушивается не только к себе, своему я, но и окружающему миру – как сделать его лучше? Как создать безопасность? Как сохранить свою человеческую стаю?

***

Одна жизнь – и многие судьбы очень схожи с этой… Зрительный ребенок, которого сначала пугали дома – скандалами, драками, а потом в школе неумная учительница обещала детям «Людоеда» - самое страшное, что можно придумать для маленьких кожно-зрительных деток… И – как итог – уход в свои страхи, в темноту и черные оттенки – во всем: в одежде, в деталях интерьера, в мыслях, в мрачные миры вампиров и чудовищ. Многие подростки «увлекаются» подобной атрибутикой и «стилем жизни»… Увлекаются? А, может быть, просто запугивают сами себя, стремясь себе же и доказать, что ничего не боятся! Еще как боятся. Собираются в группки – испуганные, затравленные такими вот учителями и родителями, придумывают себе все новые и новые страхи, калеча свою жизнь и не развивая зрительный вектор…

И звук – почему музыка орет на всю катушку? А чтобы не слышать окружающий мир и себя в том числе, спрятаться не в тишине, а в тяжелой музыке. От криков учителей, от криков родных людей… И, если бы не мама, вовремя забившая тревогу, не было бы талантливой гитаристки и сострадательной медсестры – она бы просто улетела из этого мира в окно. Тело – вниз, а душа?.. В освобождение?

Но у этой девочки все закончилось хорошо. Вернее, началось. Потому что не только дочка, но и мама научилась выводить свои эмоции наружу, правильно ими управлять. И отец притих и не заводит больше громкие концерты – сидит себе в мастерской, строгает разных медведей да зайцев – оказывается, еще в детстве этому научился от деда – и тоже по-своему счастлив. Работает, нашел себя. Два магазина постоянно этих зайцев-медведей заказывают – уж больно они туристам нравятся…

Ушли скандалы - и потихоньку вернулся звук, стал вслушиваться не только в свое внутреннее, но и в окружающий мир, стал наполняться… И музыка – грохочущая, агрессивная – сменилась тишиной. Не нужен больше грохот, ведь звук наполняется, и комфортно ему в своем естественном состоянии – тишине, вслушивании в нее. Бессознательные его, звука, желания, наконец, наполнились, и можно спокойно размышлять, читать любимые книги, погрузиться в новые идеи – светлые, гениальные… Появилось сосредоточение на мысли, на мысли созидающей, а не разрушающей самое себя. «Я мыслю – значит, я существую». Значит, идет генерация идей, которые будут полезны обществу, мысли будут находить ответы на вопросы – абстрактное звуковое мышление не знает границ, для него возможно все, даже самое фантастическое и, казалось бы, нереальное. Наполненный звук нашей героини научился мыслить и слушать тишину, как и должно ему с древних времен. Он генерирует идеи - она создала сайт больницы, в которой работает; звук и зрение объединились одним началом: жить для людей, для общества.

Вампиры сменились больничными койками – и пришло сострадание, изначально заложенное в зрительный вектор, и страхи перешли в свою противоположность – в любовь к ближнему. И пошло наполнение зрительного вектора, и девочка получила реализацию своих самых светлых желаний – любить и быть нужной, сострадать и получать благодарность от своих пациентов. Недаром она говорит, что «их глаза – когда я облегчаю им боль или просто ласковое слово скажу – становятся светлее, чище… И меня это наполняет светом и любовью…»

***

Не надо криков. Не надо драк и истерик. И Людоед тоже пусть живет где-нибудь далеко, прочно забытый взрослыми, на чьем попечении наше будущее, наши дети.
И не будет ни грустных глаз, ни манящих в полет окон, ни перевернутых крестов, ни темных комнат с черными стенами…

Научиться выводить свои эмоции наружу, научиться понимать себя можно на тренингах по системно-векторной психологии Юрия Бурлана.

Статья написана по материалам тренингов по cистемно-векторной психологии Юрия Бурлана

Рубрики:

системно-векторная психология