"SAY IT WITH FLOWERS"
"Пять шиллингов, баас, всего лишь пять
за эти розы! Сколько аромата!.."
Мне показалось, что дороговато.
"О, что вы, сэр! А впрочем, наплевать,
берите их как есть, за три и шесть.
Хотя и жалко... Но, баас, взгляните:
на них сверкают золотые нити,
и капелек росы не перечесть!"
На лепестки ложится отсвет алый,
они, казалось, украшали сад
всего минуту или две назад.
Я поднял взор - и розовые скалы
вдали увидел, розовый простор
и алых чаек над горой Столовой.
Зачем же наш корабль кренится снова
и потопить его готов раздор?
За что такая мука нам, за что же?
"Цветы твоей жене, сестре - да нет,
твоей любимой матери букет.
Кто человеку ближе и дороже?"
Он очень черный, маленького роста,
но без него Капстад непредставим,
как без горы, что высится над ним,
без бухты и без черного зюйд-оста.
Мы завели беседу о другом.
И сердце, что от суеты устало,
болеть за разговором перестало.
Ночь, как прилив, полощется кругом,
и синий цвет плывет на синем фоне.
Я дал ему три шиллинга и два
трехпенсовика. Всюду синева.
Зачем все эти страхи и погони?
"Привет хозяйке". Вот и весь рассказ.
Я прочь пошел. За мной рванулся он
и сунул мне еще один бутон.
"Спасибо за беседу, мой баас!.."
Струилась тишь, подобная реке,
и вновь я был со всем на свете сущим:
с минувшим, настоящим и грядущим,
с людьми, страной и розами в руке.
ЧТО ЗНАЕШЬ ТЫ О МОРЕ?..
Что знаешь ты о море, господин?
Ты видишь белой пены жемчуга,
ты видишь синеву морских равнин -
но море злее лютого врага.
А ты твердишь, что рыба дорога.
Скользят, как дети, волны вверх и вниз,
спокойна бухты ровная дуга,
но обернется бурей легкий бриз,
с небес на землю полетят снега.
А ты твердишь, что рыба дорога.
Вскипают ночь и ветер из пучин,
а рядом - Смерть, сурова и строга,
стоит, как полноправный властелин, -
и до нее - едва ли полшага.
А ты твердишь, что рыба дорога.
Ни на мгновенье не стихает шторм,
ты - дома, но кругом метет пурга,
а доме нет ни хлеба на прокорм,
ни хвороста, ни дров для очага.
А ты твердишь, что рыба дорога.
Тяжелый вал взметнется из глубин,
как серая подошва сапога:
хлебнешь воды морской глоток один -
и вся, как говорится, недолга.
А ты твердишь, что рыба дорога.
Безумия тяжелая клешня
сожмет, разденет душу донага -
оно страшнее адского огня,
но от него не бросишься в бега.
А ты твердишь, что рыба дорога.
Что знаешь ты о море, господин?
В камнях шныряет рыбья мелюзга,
ревниво ждет морской аквамарин,
чтоб нас отправить к черту на рога.
А ты твердишь, что рыба дорога.
Трех сыновей, доживших до седин,
гляди, встречает древняя карга, -
живым не возвратится ни один
сегодня на родные берега.
А ты твердишь, что рыба дорога.
МОЛИТВА О ШХУНЕ "СЕРЕБРЯНАЯ НИТЬ"
Замолк водою залитый мотор.
Об дерево истерты в кровь ладони.
Мы тяжко дышим - загнанные кони -
и только к небу обращаем взор.
Среди валов, как между темных гор,
трещит и стонет шхуна временами, -
лишь две доски меж гибелью и нами,
хлестнет волна - и что ей даст отпор?
Черна, как одеянье смерти, ночь,
и ужас черен, словно пропасть ада,
встают валы, и каждая громада
готова нас с собою уволочь.
"Серебряная нить" сейчас точь-в-точь
как рыбья кость в бушующей купели.
Сломалась мачта. Боже, неужели
ты не захочешь нынче нам помочь?
Огни Гансбая канули во тьму,
исчез маяк, что длинным белым пальцем
указывает путь морским скитальцам, -
о, как бы рады были мы ему!
Лишь ночь кругом и небеса в дыму, -
о горькое сиротство океана!
А шхуна все ложится непрестанно
с кормы на нос и с носа на корму.
Кругом лишь ночь, она черным-черна,
и нет числа разверзшимся пучинам.
Господь морей, скорее помоги нам,
покуда нас не погребла волна!
Ведь некогда, воспрявши ото сна,
ты приказал валам улечься кротко,
когда грозила разломиться лодка
в открытом море... Миг - и тишина
внезапно стала, звездна и легка...
Я верую, что ты меня не бросил,
так дай же силу мне не кинуть весел.
Господь Морей, помилуй рыбака.
О ты, чья власть безмерно велика,
мы жаждем твоего благого слова:
дай нам дойти до берега родного -
увидеть белый палец маяка!
Спаситель галилейских рыбарей,
спаси от смерти нас, спаси скорей!
